Холодная война аристократов и демократов
I
На днях в Le Figaro опубликовали новость под заголовком “Макрон оставляет масонов вне игры”. Масоны, включая мэра Лиона, поддержали Макрона на выборах. Глава комиссии по формированию правительства масон. Новый министр иностранных дел масон. Все министерство внутренних дел масонская вотчина. Сам Макрон ходил отчитываться в прошлом в Великий Восток. Но с другой стороны, много социалистов-масонов потеряли мандаты, а в бытность министром финансов Макрон уже выгонял масонских назначенцев. Подчеркну, это сообщает не конспирологический блог сумасшедшего горбатого Дидье с завода Рено, а ведущее право-консервативное издание.
В комментариях есть и недовольные (“да он сам масон”, “сколько можно терпеть этих сектантов во власти”), и шутники (“за трех масонов одного иезуита дают” :) ). В целом общество понимает, что у государства есть “половой орган” (выражение Галковского), которым размахивать на улице не надо, но и чье предназначение можно скрыть только от младшей группы детсада. Без неформального контура управления государству приходится нелегко — остается слишком много ненужных документов. Вот, десять лет назад много говорили о группе южноевропейских государств со слабыми экономиками (PIGS, Португалия-Италия-Греция-Испания). Почетного признания инвалидности добились и Великобритания с Францией (второе и третье государства мира, вообще-то). А немцы продолжали “демонстрировать рост в разгар кризиса”. Пипу-то им отрезали. В результате, платить пенсии грекам должна Германия, принимать беженцев — тоже Германия.
Нечто похожее случится и с прямолинейными США. Сейчас тамошние слабоумные развивают идею “белой идентичности” (и разовьют). Через 10-20 лет (а то и раньше) публика ознакомится с пачками документов, отражающими слоновью грацию США в Латинской Америке, Африке и Юго-Восточной Азии. На США официально навесят ответственность за “белый супремасизм”, голодомор, угнетение женщин и глобальное потепление в развивающихся странах. А европейцы будут ни при чем. Ведь у них будет не реакционная “белая идентичность”, а прогрессивная “европейская”. К тому же, Евросоюз это молодое государство, основанное лишь в 1992 году. Какое отношение к добывающим редкоземельные металлы для производства айфонов детям Чада и Нигера могут иметь европейцы? Никакого.
Непрямые методы управления европейцам пришлось разработать не из-за какой-то “конспирологии”, а из простых практических соображений. Когда начали появляться централизованные государства, свежеиспеченные “абсолютные” монархи столкнулись с проблемой субординации бюрократии. Без бюрократии централизованное государство невозможно — нужно организовать сбор налогов, содержание армии, строительство военной инфраструктуры. Чем крупнее становится государство, тем больше разрастается бюрократия. В определенный момент приказы “абсолютного” монарха попросту перестают проходить. Поэтому монархии изобретают “общественное мнение”, “демократию” и из “абсолютных” становятся “конституционными”. “Народной воле”-то кабинет министров уже не сможет перечить. ;) А как же “конституционный” монарх может управлять “общественным мнением” и подкручивать шестеренки в бюрократическом аппарате? Циркулем и отвесом. ;)
Теперь можно кратко изложить, что на эту тему думали юристы и политологи викторианской Англии, где, как известно, монархия сохранялась ради смеха.
II
О конституционной истории Великобритании много написано, несмотря на то, что дурачкам втирают, что “никакой конституции нет”. Видите ли, конституционный британский монарх правит по несуществующей конституции, а значит и монархия понарошку. На наперстках же все честно выходит. :)
Есть классический труд, точнее сборник лекций, составленный в конце 19го века кембриджским профессором Мэйтлэндом (Maitland), “The Constitutional History of England”. Конечно, изменения 20го века там не отражены, и более половины книги занимает “конституционная история” от “норманнского завоевания” до “славной революции”. Т.е. это скорее памятник национального мифа Британии, “брезент 50 см” (см. пост Галковского №221 :) ), нежели исторический труд. Но вторая половина написана достаточно живо, и её можно использовать, чтобы составить представление о предмете — из-за наивности эпохи автор иногда проговаривается. Мы же не историей занимаемся, и не юриспруденцией, а конспирологией. ;)
Пересказывать эти лекции особого смысла нет, но несколько интересных фактов из них я вставлю в повествование при удобном случае (в основном о системе судопроизводства). Вместо этого я начну с рассмотрения работ, которые я ранее рекомендовал к прочтению. Одна из них это тоже сборник лекций, авторства уже упоминавшегося мной Джона Сили, о “политологии”. Он более “абстрактный”, в том смысле, что не рассматривает конкретные акты британского парламента, потому что заявленная тема — “представительное правительство”, а не “конституция Британии”. Но в то же время довольно “конкретный”, потому что большинство примеров взяты из британских реалий 19го века. Другая работа — сборник из четырех статей одного из известнейших викторианских юристов, Генри Мэйна (Henry James Sumner Maine), о “народном правительстве” (так и называется, “Popular Government”).
Этот сборник статей широко разошелся в среде неореакции, потому что Молдбаг включил его в тройку трудов, “которые должен прочитать каждый неореакционер”: “Latter-Day Pamphlets” Карлейля, “The Bow of Ulysses” ученика Карлейля Фруда (James Anthony Froude) и “Popular Government” Мэйна. Молдбаг также сообщил, что таких “обязательных троек” он может составить сколько угодно (и привел примеры), но вот эта стала “каноном неореакции”. В реальном же мире главным достижением Мэйна была вовсе не “критика демократии”, а “реформа” “туземного обычного права” в британской Индии. Так и так, товарищи индусы, мы ваши древние обычаи и духовные скрепы знаем, понимаем и уважаем. Одна незадача: они нигде не записаны. Мы вам поможем, вот единый свод уложения. За соблюдением будет следить английская прокуратура. ;)
Немного разобравшись с основными идеями англосаксонского “представительного правительства”, я перейду к роли “неформальных сообществ” в нем. На примере не “масонства”, которое мне не очень интересно, а “академии”, где, как я уже писал, вполне хватает циркулей и градусов. :) В той части я буду ссылаться, в том числе, на написанную для массовой аудитории книгу Роджера Скратона “Дураки, шарлатаны и провокаторы: мыслители движения новых левых”, которую я упоминал ранее. Кое-что я допишу от себя, натягивая сову на глобус ради запоминающейся метафоры. Поэтому сразу предупреждаю: не вздумайте готовиться по этим заметкам к экзаменам по философии. :) Конечная цель этого намечающегося цикла — уточнение [1] позиции Галковского о противостоянии США и ЕС.
[1] Слова “уточнение” и “утятизация” — однокоренные, возможно, даже синонимы. ;)
III
Неореакционеры любят напоминать, что они очень умные. Например, нежелание давать интервью мейнстримной прессе объясняется тем, что “люди с IQ 115 неспособны изложить мысли людей с IQ 160”. Для справки, IQ 160 или выше имеет один человек из примерно тридцати тысяч, т.е. в США таких найдется всего десять тысяч. Несмотря на не пролезающий в дверь умище, у неореакционеров очень плохо с пониманием прочитанного. Возможно, кто-то опять спутал высокий интеллект с аутизмом.
Так, три работы, отобранные Молдбагом в “канон”, были поняты им поверхностно, если не сказать фрагментарно. (Дмитриевгенич в таких случаях говорил: “еврей опять ничего не понял” :) ) Карлейль, требующий сильной руки, на самом деле издевается над своими соотечественниками, озабоченными угрозой реакции на Континенте (т.е. влиянием России перед Крымской войной). Фруд сердится на их мелочность, которая ведет к развалу Империи, а его мысли о неспособности эмансипированных негров Вест-Индии к самоуправлению — третьестепенное замечание. Мэйн — попросту английский националист и британский империалист (как любой порядочный человек), а не “критик демократии”.
Мэйн начинает с похвальбы британским “свободным институтам” (и скопированным с них американским) — в Британии они есть, работают и приносят пользу. А в России сколько ни проводи либеральные реформы, сколько ни вводи всеобщее избирательное право, все равно нигилисты бросят в царя бомбу. Такой народ. Вообще, кроме англичан никто не способен к свободному образу жизни. Вот взять французов. Под итальянским присмотром (Мазарини) были еще ничего, а потом то азиатская деспотия, то фанатичная привязанность к неработающим идеям. Совсем другое дело Англия! Англичане-то понимают, что людишкам доверять нельзя, а неограниченная демократия это все равно что неограниченная монархия, где в качестве самодержца — толпа.
Поэтому толпе надо навесить “предохранитель”, организовать её в две партии, дать каждой отдельный “отче наш”, и пусть занимаются друг другом, “борются за выживание” (Мэйн писал это в 1880х, когда “естественный отбор” был еще новой радикальной идеей). А Тайный Совет посмотрит на возню и оценит, как в итальянском полисе. Вот только Италия партийную борьбу 16го века не пережила, а Англия переживет, потому что умеет адаптироваться к ситуации, как завещал великий Дарвин. Мусульмане и индусы приходят в ужас от перспективы изменений, а французы наоборот стремятся все поломать. Англичане же меняют свои законы потихоньку и рамках конституции (такой народ!), хотя иногда не мешает и хлыстиком сыпануть.
Для того лордов и держат [1], хотя многим кажется, что они устарели и не вписываются в формат “представительской демократии”. Нет, без лордов нельзя. Вот в России толком нет аристократии — она то воюет (непонятно под чьим командованием), то на усадьбах (непонятно чьих) чаи гоняет вместо того, чтобы собираться в верхней палате парламента. Поэтому в России бардак. А в Америке аристократия есть [2]. Ведь колонисты воевали не против королей, лордов и парламентов в принципе, а конкретно против британского короля, британских лордов и британского парламента. Против собственно британской конституции они ничего не имели, они её сохранили, потому и процветают.
[1] Урезание привилегий лордов в 20м веке многие видят как “победу простого народа”, но мы с вами сейчас поймем, что это было укрепление власти монарха. :)
[2] В конце 19го века США были молодой перспективной нацией, сохраняющей англосаксонские черты и приближающейся к субгегемонии. Но 20й век показал, что с воспроизводством аристократии (да и просто сохранением англосаксонской культуры) у американцев плохо, о чем я сообщу некоторые подробности.
IV
Из-за американцев у многих сложилось впечатление, что “конституция” это некий письменный документ. А это попросту “внутреннее устройство” государства, абстракция. Отцы-основатели США обустроили новое государство, взяв британскую конституцию конца 18го века и слегка модифицировав её новомодными тогда французскими идейками и собственными претензиями к проклятому царизму.
Полномочия американского президента были один в один списаны с правившего тогда Георга III. Он был первым ганноверским монархом, родившимся в Британии и с детства говорившим на английском. Это позволило ему принимать участие во внутренних делах в отличие от первых двух Георгов, которых виги воспринимали как приглашенных глав дипкорпуса. Хотя Георга III не любили ни американцы (по понятным причинам), ни виги (он легализовал партию тори), никаким “тираном” он не был и правил при поддержке парламента. Последующие британские монархи начали играть в “конституционность”, но американский президент так и остался верховным главнокомандующим, а сенат — нереформированной палатой лордов. С одним только отличием — избираемостью.
С Георгом у американцев были разногласия не по идеологии, а по деньгам — заставлял платить налоги на содержание колониальной армии (ну и французы помогли). Демагогию на тему “нет налогообложению без представительства” и прочее DON’T TREAD ON ME придумали уже позже в рамках национального мифа. Ведь в парламенте тогда не были представлены даже центры начинавшейся промышленной революции Манчестер и Бирмингем, “представительным” парламент стал только после реформы 1832 года. Лишить представительства в Конгрессе южные штаты северяне тоже не постеснялись (14я поправка). Соответственно, никакой проблемы сделать президента относительно сильным монархом (при условии сменяемости) тоже не было. Конституционное ограничение в два срока ввели только после Рузвельта, потому что с ним получилось совсем некрасиво. Сенаторы (“лорды”) и представители не ограничены числом сроков до сих пор.
В американскую конституцию не вошла важная деталь британской, которая на момент обретения независимости была новинкой, смысла которой многие тогда еще не понимали — двухпартийность. С тори сняли обвинения в якобитстве (т.е. работе на Францию) лишь в 1760х, полноценная двухпартийность сложилась только к 1780ым. Поэтому на свои первые выборы (1788) Джордж Вашингтон шел при “единогласной поддержке” без каких-либо партий вообще, а на вторые (1792) его номинировали ОБЕ существовавшие тогда партии. :) Т.е. американцы заметили, что англичане придумали что-то новое, но начали разбираться что к чему только к третьим-четвертым президентским выборам. Отсутствие двухпартийности в конституции 1789 года привело к 12й поправке (1804), на которой (SPOILER ALERT) основан сюжет пятого сезона “House of Cards”.
Несмотря на это, американцы с самого начала добавили в свою конституцию принципы, которые начали реализовываться в отсталой островной монархии только в 21м веке (прописью: двадцать первом). Это разделение ветвей власти (“сдержки и противовесы”, модная тогда идея авторства Монтескьё) и верховный суд. О первом я скажу больше в следующей заметке, а второй является, по мнению Молдбага, одной из причин дегенерации Америки. Дело в том, что верховный суд США наделен правом толковать конституцию США, и его решения являются по сути вторым способом её изменения помимо ратификации поправок. Причем значительно более простым. За поправку должны сначала проголосовать две трети состава обеих палат Конгресса, а затем законодательные собрания трех четвертей штатов. А в верховном суде всего 9 судей, и решения принимаются простым большинством голосов.
Молдбаг считает, что в США сейчас по меньшей мере 4я республика (статьи конфедерации 1777 года-конституция 1789 года-Reconstruction Era-New Deal). Именно решения верховного суда при Рузвельте сделали возможным современное сверхцентрализованное федеральное правительство США, работающее по настолько же неписанной конституции, что и конституция Соединенного Королевства.
V
Есть ли в принципе какая-то общая “англосаксонская система” управления? Ведь Соединенное Королевство и Соединенный Штаты такие разные государства, первое — “девольвированная конституционная монархия”, а второе “федеративная президентская республика”. Мы уже выяснили, что несмотря на разницу в названиях строя, конституция второго была форкнута от конституции первого лишь с некоторыми изменениями. Теперь надо понять, насколько они разошлись или сблизились за прошедшую четверть тысячелетия.
При королеве Виктории окончательно утвердилась следующая рокировочка. Следите за наперстками. Формирование Кабинета министров окончательно стало проводиться из парламентариев-членов партии, имеющей большинство. (Георг III пытался с этим бороться, чтобы ставить своих людей, но он внезапно сошел с ума, а у его сына Георга IV из-за подагры на почве алкоголизма так распухла рука, что он не мог ничего подписывать; следующий за ними Вильгельм IV намек понял и сидел тихо) Т.е. Кабинет по сути превратился в один из многих комитетов парламента, и за парламентом была закреплена помимо законодательной еще и исполнительная власть. Но многие новые законопроекты также стали вноситься премьер-министром, и парламент исключительно редко голосовал против них. Ведь премьер-министр теперь всегда из той же партии, что и парламентское большинство. Т.е. получается, что все наоборот — Кабинет получил законодательную власть, помимо исполнительной? :)
Погодите крутить пальцем у виска, карнавал только начинается. Дело в том, что Кабинет министров также является и комитетом Тайного Совета Её Величества. Т.е. монарх и парламент имеют точку соприкосновения. :) Причем рабочие документы Кабинета “традиционно не публикуются”, в отличие от слушаний парламента и рабочих документов прочих его комитетов. ;) Более того, спикеры как лордов, так и общин являются членами Тайного Совета. Т.е. разделение между церемониальным и отжившим свое Тайным Советом, члены которого имеют право личной аудиенции у монарха исключительно ради смеха, и общепризнанно обладающим наивысшим суверенитетом Парламентом довольно условно.
До 2009 года судебный комитет Тайного Совета также выполнял функции верховного суда. Казалось бы, наконец-то свершилось отделение хотя бы судебной власти от монархиипарламентачерт знает чего, и есть формально независимый Верховный Суд. Не торопитесь. :) Во-первых, судебный комитет остается судом высшей инстации для некоторых “незначительных” вопросов (в их числе определение законности членства в парламенте), и “правительство” может с ним “советоваться”. Во-вторых, решения Верховного Суда не могут отменять акты парламента (парламент “суверенен”, не забыли? :) ). Т.е. ни в какое сравнение с верховным судом США, имеющим высшую законодательную власть (см. предыдущую заметку), этот новодельный Верховный Суд Соединенного Королевства не идет. Его и создали-то исключительно чтобы европейцы, тычущие в нос какой-то филькиной грамотой (“европейской конвенцией о правах человека”), отстали. ;)
Если англичан прижать к стенке, они начинают песню о том, что несмотря на “формальное” отсутствие разделения властей, “за триста лет после Славной революции злоупотребления можно пересчитать по пальцам”. ;) И что есть “традиция” и “общественный консенсус”, что злоупотреблять плохо. Особенно хорошо отрепетирована часть про “традиции независимого суда”. Дескать, у англичан “обычное право”. А “обычное право”, подобно “свободному рынку”, выражающему в ценах всю имеющуюся у его участников информацию о мире, выражает в прецедентах оттачивавшийся столетиями общественный консенсус о справедливости (так и говорят!). И все адвокаты и судьи Англии обязаны вступать в одну из четырех ложнезависимых профессиональных организаций в Сити, существующих с незапамятных времен (Inns of Court).
VI
Как юрист, Мэйн объясняет, как британское и американское государства устроено формально, т.е. по документам, а не по расхожим заблуждениям. Но чтобы понять, что происходит, нужно повысить абстракцию. В этом нам поможет историк Сили. Он сразу говорит, что в голых фактах можно утонуть, нужна система (прямо как Дмитриевгенич :) ). Тем более, как он говорит, в английской политике принято не называть вещи своими именами (прямо как Дмитриевгенич :) ). Если продолжать следовать принятому нарративу, то, например, британская история 18го века сведется к паре антитеррористических операций в чечне-Шотландии и бесконечному валу однообразных парламентских слушаний. А ведь тогда Британия и Франция делили Америку и Индию. Поэтому надо правильно выбрать точку отсчета (прямо как… ну вы поняли). Не надо стесняться менять нарратив, говорит Сили, ведь “150 лет назад” (написано в конце 19го века) владение фактами у среднего историка было гораздо хуже, приходилось многое выдумывать. ;) А “в наши дни” история должна быть наукой и изучать государства как зверушек, рационально: внутренние органы, повадки, ареал обитания. Англичане любят животных. :)
По мнению Сили, разделение властей в Британии все же есть, но не по оси законодательная-исполнительная-судебная. Вместо нее Сили предлагает ось “правительство”-“назначение правительства”. Британский Кабинет министров остается таковым пока пользуется доверием парламента. Доверие теоретически может потеряно и без смены состава парламента в результате выборов. Обычно риска нет, но иногда бывает подвешенный парламент, и премьер-министру приходится быть очень осторожной. ;) Пока доверие есть, законопроекты, вносимые премьер-министром, будут приниматься. Если же его нет, то премьер-министр рискует не отклонением его законопроекта, а потерей портфеля. Для себя я переименовал неуклюжую на русском фразу “назначение правительства” в более компактное “метаправительство”. Т.е. то, что “за правительством”, то, что “определяет правительство”. Поэтому в дальнейшем слова “Кабинет”/“правительство” и “парламент”/“метаправительство” у меня будут взаимозаменяемыми.
Такой взгляд на разделение властей, конечно, придумал не Сили, а Аристотель. Но он пользовался другими словами: “монархия”, “аристократия”, “демократия”. Чтобы избежать нестабильности, где один строй морально разлагается и сменяется следующим по кругу, Аристотель предлагает “смешанную власть”, комбинирующую монархию, аристократию и демократию, которые друг друга уравновешивают. Сили напоминает, что первым политическим образованием, построенным согласно этому предложению, была Римская республика. Баланс трех ветвей не был постоянным. Когда Римская республика значительно переросла рамки родного полиса, ей пришлось реформироваться в Римскую империю с сильной (но далеко не “абсолютной”) императорской властью и более широким понятием “римского гражданства”.
Англичане всегда комплексовали по поводу своего окраинного положения и стремились добиться признания частью романского мира. Примерно как в 20м веке японцы и южные корейцы добивались признания частью западного мира. Изучение античности при помощи розги и казармы стало неотъемлимой составляющей образования английской элиты. Розги двадцать лет назад отменили, но казармы остались. Добившись гегемонии, англичане отыгрались за детские обиды, заставив весь мир считать себя изобретателями свобод и демократии. Поэтому Сили на протяжении большей части текста без стеснения называет римско-аристотелевскую организацию государства “англосаксонской”: премьер-министр или президент это “монарх”, лорды или сенаторы — “аристократы”, а члены общин или представители в конгрессе это “демократы”. Общаясь с островными джентльменами, регулярно проверяйте карманы.
Вам, наверное, резануло глаз: как это премьер-министр — “монарх”?! Сили жил в викторианскую эпоху, когда стало принято говорить, что в Британии монархия декоративная, а реальная власть перешла к премьер-министру. Но он все-таки не дурак и мельком упоминает, что Виктория не пользовалась королевской прерогативой не потому, что “монархия ослабла”, а потому что это было больше не нужно. Зачем пользоваться “правом вето”, если система отстроена так, что плохие законы попросту не попадают на рассмотрение, а хорошие проходят слушания автоматически? Товарищ Сталин тоже не пользовался “правом вето”. У него его и не было. :)
(В 19м веке многим было еще непонятно, что передача владельцами предприятия повседневных задач управления наемному менеджменту совершенно естественна. А в 20м и тем более 21 веке говорить про “декоративного владельца” и “реальную власть в руках генерального директора” смешно. Особенно, если речь идет не об ОАО, по закону публикующем отчетность для акционеров, а о ЗАО. ;)
Можно найти современную аналогию тому, как европейские феодалы придумали “социал-демократию”, чтобы осадить не по чину поднявшихся буржуа. Вас никогда не удивляло, что богатейшие люди Америки сплошь поддерживают Демократическую партию? Что город с самым большим в мире неравенством доходов, Нью-Йорк, также является “самым либеральным”? Схема-то знакомая. Владетельные семьи нанимают управленцев. Управленцы со временем начинают много о себе понимать. Тогда на улицы выбегают всяческие “Оккупай Уолл-стрит” с требованиями отобрать бонусы и золотые парашюты у зажравшихся банкиров.)
Тем не менее, Сили старается побыстрее уйти от темы “монархии”. Не на что там смотреть. Ведь монарх это всего лишь человек и не может править в одиночку без сторонников, “партии короля”. Поэтому “монархию”, согласно Сили, можно свести к “аристократии”. Но у него все-таки есть профессиональная совесть, и он осознает, что есть (или были) страны помимо Англии, где монархов нельзя просто так назвать декоративными. Например, Франция и Россия. На их примере Сили развенчивает несколько мифов о восстаниях против прогнившего царизма. Во-первых, безответственных монархов не бывает, потому что свои же быстро прирежут. Во-вторых, толерантность к инакомыслию могут позволить себе только сильные государства (как Англия), где все диссиденты находятся в допустимых рамках. Репрессии — это признак слабого государства. Не “морально слабого”, а реально. В-третьих, что такое “революция”. ;) Революция, говорит Сили, это перепроизводство метаправительства, т.е. раскол среди держателей ключей к конституционному порядку.
Сведя “англосаксонскую систему” (т.е. переделанную римскую) к комбинации аристократии (“правительства”) и демократии (“метаправительства”), Сили поясняет, что они не борются, а взаимно усиливают друг друга. Так, США являются большей аристократией, чем Рим, и большей демократией, чем Афины. С одной стороны, их чиновничество иерархичнее, с другой их электорат шире.
Поскольку в следующей заметке я наконец-то смогу сказать то, что хотел сказать все это время (все предыдущее было только лишь введением :) ), закрою тему, которая наверняка многих будет волновать. Какая же роль британского монарха в системе “правительство”-“метаправительство”? Разгадка лежит на поверхности. Нам не устают повторять, что британская монархия — конституционная. Сложился миф, что это синоним к “декоративная”. Но на самом деле, это значит, что Виндзоры это физическое воплощение британской конституции. В христианстве есть положение о том, что Церковь — это тело Христа. Причащаясь, христиане соединяются во Христе, т.е. подтверждают, что они члены Церкви. Земная Церковь Христова возглавляется преемниками апостола Петра, римскими папами, обладающими верховной властью над ней. Таким образом, Содружество это тело обладающей одновременно божественной аристократической и человеческой демократической природой британской конституции, а возглавляющий его британский монарх это “папа” (в данный момент “баба”). ;)
VII
Небольшой постскриптум к введению. Есть какая-то протестантская секта, которая считает, что Тело Христа это не Церковь, а Библия. Не могу вспомнить названия. Если долго повторять “конституция неписанная, а монарх конституционный”, то пойдет пена изо ртаобязательно покажется, что британская конституция это не текст закона, а человек. Она не витает где-то в воздухе, а сидит в смешной шляпке и улыбается. Это не новая идея, в “Коде да Винчи” уже было, что Грааль это не чаша, а могила Марии Магдалены.
Если англичане на пике могущества устроили у себя римскую организацию, то почему бы им, сойдя с пика, не устроить и организацию пост-римскую? В оставшемся без легионов Риме папы переняли титул понтифика от императоров, католическая церковь считается духовным продолжением империи, сохраняет латинский язык, церковное каноническое право было разработано на базе римского, и даже административное деление на диоцезы частично осталось римским.
Содружество, оставшееся без флота, напоминает католическую церковь. Считается, что его членов объединяет вестминстерская парламентская система, английский язык, английское обычное право и безоговорочное принятие британского монарха как главы Содружества. Есть религиозная доктрина: “общие ценности демократии, прав человека и законности”. Подобно Папской области, у британской “бабы” также есть территория прямого управления — Соединенное Королевство. Есть и Ватикан — Сити (“самая могущественная квадратная миля в мире”).
VIII
Обратно к теме взаимодействия аристократии и демократии. В прошлый раз я закончил на том, что в англосаксонской модели эти две формы управления сочетаются в одном государстве и усиливают друг друга. Разберем, как это работает.
Идентификация аристократии и чиновничества это довольно старая идея. Когда в союзе полисов выделяется самый сильный, причем с хорошим отрывом от прочих, начинается строительство централизованного государства. Он становится “столицей”, а его правитель “абсолютным монархом”. Надо помнить, что “абсолютизм” 17го века по нынешним меркам это практически влажная мечта анархо-капиталистов — реальная власть монарха была намного слабее власти, скажем, федерального правительства США. Но по меркам людей, привыкших к полисной вольнице, идея о том, что теперь надо нести деньги непонятно кому, была радикальной. Здесь судьба благородных семейств разделяется. Те, у кого собственности побольше, становятся аристократами-оппозиционерами. А те, у кого поменьше (или вообще не осталось), становятся союзниками монарха, ведь тот защищает их от претензий крупных магнатов. Но самое главное для нашей истории — из благородных (а следовательно образованных), но небогатых при “абсолютизме” набираются первые чиновники.
Галковский говорит о том же самом, идентифицируя аристократию и интеллигенцию. Аристократы это первые интеллигенты, из-за того что образование изначально получали только верхи общества. А значит, интеллигенты, т.е. образованная верхушка общества, это современные аристократы. :) С ростом сложности государственного устройства происходят два процесса. Во-первых, требования к образованию чиновников повышаются, появляются должности, которые при всем демократическом желании нельзя сделать выборными. Их должен занимать человек с соответствующей подготовкой. Они замещаются по некоей “табели о рангах”, которая может быть формальной (собственно, Табель о Рангах) или нет (градусы, фартуки, перчатки, пол в клеточку). Во-вторых, появляются государственные должности, которые нельзя встроить в штатное расписание бюрократии. Это так называемые “публичные интеллектуалы”. Влияние как карьерных чиновников, начиная от замминистра, так и “публичных интеллектуалов” вполне сравнимо с влиянием какого-нибудь “барона” или “графа”. В отсталой островной монархии до сих пор выдают формальные титулы пожизненного пэрства особо важным чиновникам и интеллектуалам.
Но если государственный аппарат состоит из колоды тасуемых туда-сюда карьерных бюрократов, то значит, демократией попросту дурят население? Ведь выборные государственные должности по определению те, которые не требуют специального образования, а значит, окопавшиеся карьерные бюрократы (“deep state”) могут делать что хотят? Проблема контроля над бюрократией стояла и перед “абсолютизмом”, разве что там министров назначало не парламентское большинство, а монарх. Англосаксонскую систему управления отличает именно то, что она разрешила эту проблему при помощи “демократии”. Впрочем, надо отметить, её основополагающие принципы сейчас переняты и на Континенте.
С обывательской точки зрения “демократия” сводится к голосованию. Электорат поставил галочки, посчитали, на выходе результат — “красное” или “синее” правительство, причем независимо от цвета кабинета воплощаемая политика меняется несильно (“Обама” в целом продолжает политику “Буша”, “Трамп” — в целом политику “Обамы”). Казалось бы, можно сэкономить, заменив выборы подбросом монетки. Так бы было, если бы целью выборов была смена правительства. Но англичане давно поняли, что тасовать тысячи карьерных бюрократов туда-сюда неэффективно. Поэтому они постепенно реформировали свое “метаправительство” так, чтобы оно служило для “правительства” не пистолетом у виска, а компасом.
Голосование это видимая, светская ритуальная, если угодно, составляющая демократии. Елка с Дедом Морозом, как сказал бы Дмитриевгенич. Самое интересное случается ДО голосования. Происходит “общественная дискуссия”, “формирование общественного мнения”, споры и крики. Населению сообщается, что в этом цирке очень важно участвовать, важно быть “активным ответственным информированным гражданином”. У каждого гражданина складывается МНЕНИЕ по ряду вынесенных на обсуждение вопросов. Население делится на множество пересекающихся между собой групп, согласно совпадающим МНЕНИЯМ (“врачи”, “учителя”, “пенсионеры”, “домовладельцы” — если видели серию игр Democracy, там очень наглядно это сделано). Эта статистика собирается (причем не только в избирательный сезон, а ПОСТОЯННО), и у аристократов-бюрократов есть картинка по которой ясно, о чем думает население, какие у него планы, какие проблемы. А значит — рамки действий, за которые выходить нежелательно.
IX
Управление все более и более сложным государством требует не только подготовленных чиновников, но и детальной статистики, на основе которой те могли бы принимать решения. Очевидно, что выводы будут точнее, если данных собрать побольше. Если посмотреть на демократические институты как на инструмент изучения умонастроений населения (а не принятия решений), то становится понятно, почему франшиза (право голоса) должна охватывать как можно большую часть населения. От “парламентаризма” демократия идет ко всеобщему избирательному праву, постепенно уменьшая имущественный и образовательный ценз. Высшим достижением демократии на данный момент является право голоса для женщин и этнических меньшинств. Дело не в том, что без знания их мнения бюрократам теперь не обойтись, а в том, что их франшиза позволяет управлять ИМИ напрямую.
Для демократии жизненно необходимо подключение гражданина к “общественной дискуссии”. Лишенным голоса ни к чему “следить за дискуссией” и формировать свое мнение (не холопское это дело, господа разберутся). Таким образом, у государства нет инструмента для воздействия на них. Если голосуют только крупные владельцы собственности, то до зависимых от них людей — их работников по найму, их крепостных, их членов семей — государству не достучаться. Раздавая право голоса все новым категориям населения, государство отрывает их от “патрона” и переподчиняет себе. Долгое время считалось, что право голоса нельзя дать детям. Но благодаря достижениям информационных технологий, вовлечь в “общественную дискуссию” теперь можно и ребенка. Думаю, в ближайшие десятилетия право голоса дадут хотя бы 13-, а возможно и 10-летним. (но заниматься с ними сексом все равно будет нельзя! ;) )
Для направления “общественной дискуссии” в нужное русло государство содержит “публичных интеллектуалов”. Демократия работает стабильно, только если коридор допустимых взглядов (он же “окно Овертона”) достаточно узок. Помимо поддержания заданной ширины, “публичные интеллектуалы” могут сдвигать окно по шкале “лево-право” в зависимости от повестки дня. Таким образом замыкается круг: государство-правительство влияет на население-метаправительство (“аристократия”), но также действует с оглядкой на него (“демократия”). Государственная стратегия (широкие мазки) лучше определяется аристократически, а государственная тактика (мелкие детали) демократически. Два самых успешных государства современности, США и Британия, реализовали такое смешанное государство первыми, а континентальная Европа для начала пооблизывала пепельницы (с английской помощью, конечно), но все равно к нему пришла.
У неореакции проблема с восприятием этой простой идеи. Когда Молдбаг говорит, что при абсолютизме интеллектуальная свобода выше, потому что монарху все равно, о чем думают его подданные, это чем-то напоминает идею о том, что при плановой экономике интеллектуальная свобода выше, потому что интеллектуалам не приходится думать, как заработать на кусок хлеба. “Демократические институты” это распределенный производитель информации о мире, каким является и “свободный рынок”. Но чтобы добиться успеха, участвуя что в первых, что на втором, необходим инсайд. ;)
X
Теперь, как и обещал, я могу начать натягивать сову на глобус. В ускоренном темпе я проведу параллели между развитием философской мысли и ходом политических событий в последние 400 лет. Несмотря на то, что некоторые использованные мной слова покажутся знакомыми из учебника философии, не стоит воспринимать их слишком буквально. Я же не философ, и излагаю здесь не философию, а “историю идей” с прицелом на “конспирологию”. Поэтому эти слова лучше воспринимать не как определения, а как образы.
В начале-середине 17го века во Франции появляется “современная западная философия” (сейчас так неуклюже говорят, нет бы просто — “современная философия”), а именно — рационализм, т.е. Декарт и последователи. Политическое устройство Франции в те годы — “абсолютная монархия”. Т.е. централизованное государство со всеми атрибутами — единая армия и массовое строительство фортификаций от Ла-Манша до Швейцарии, для чего нужна система сбора налогов, а для всего этого хозяйства — чиновничий аппарат. Можно сказать, что рационализм и абсолютизм это близнецы-братья, оба держатся на исходящих из общих принципов правилах, или, как бы сказал философ, на мышлении априори.
В конце 17го века по другую сторону Ла-Манша, в Англии (“Великобритания” появится только в 1707 году), религиозный фанатик Локк придумывает ответ рационализму — эмпиризм. По крайней мере, так говорят. Ведь у Локка за всю жизнь находится только один “философский” труд, и тот настолько полный дыр, что о каком-то целостном и способном стоять на ногах без посторонней помощи “эмпиризме” можно говорить только после Юма (середина 18го века). Для надежности в той же середине 18го века в библиотеке Ганновера (в ту пору в личной унии с Британией) “находят” “заочную полемику Лейбница с Локком”, о которой до этого никто не знал. Поскольку задача была поставлена сделать все не как у французов (Англия и Франция, добив Испанию, начали разбираться между собой), эмпиризм объявляет источником знания не мышление, а опыт апостериори. Все, что мы знаем, мы знаем из наблюдений за действительностью. Такая постановка вопроса привела, например, к “материализму наоборот” (“есть все, кроме материи”), но нам это сейчас неважно. Важно, что в те годы Англией правил “парламент”, политическое воплощение эмпиризма — узнать, какая власть хорошая, можно было только выйдя в поле и на личном опыте собрав голоса. В той пиратской вольнице монархи были сбоку — считалось, что Георги I и II “зря растрачивают собранные налоги, постоянно вступая в европейские войны, исходя из своих ганноверских интересов”. Тогда, кроме самых умных англичан, еще никто не понимал, что ганноверскую династию пригласили именно для этого — чтобы у Англии был повод вступать в войны на континенте. Но слабоумные есть на Острове и сегодня, их использовали для обоснования “брексита”.
В начале 19го века европейцы пришли к “научному методу” в более-менее современном виде, совместив оба подхода. Т.е. чтобы узнать что-то новое, нужно поставить опыт (апостериори), интерпретировать результаты, применяя логику (априори), и повторять процесс циклически, постепенно улучшая наши представления о мире. Выдвинули гипотезу-провели эксперимент-подправили гипотезу-провели второй эксперимент и так далее, пока не получится более-менее стабильная теория. Восходит эта идея к философии позитивизма, которую придумал француз Конт. К тому времени Франции уже надели на голову мусорное ведро, поэтому родственный политический строй французам пришлось воплощать лет 70-100. Под названием “конституционная монархия” его, смесь аристократии и демократии, начали строить англичане в 1830х. Сразу видно, у какого народа склонность к априори абстрактному мышлению, а у какого к апостериори воровствуобучению из опыта. ;) Примерно тогда же и к тем же результатам пришли американцы, которые окончательно отбились от англичан (война 1812 года известна как “вторая война за независимость”) и к президентству Джексона отловили детские проблемы в своей конституции.
XI
Понимаю, что я, возможно, в последних нескольких заметках высыпал на аудиторию довольно много информации. Поскольку я континентальный европеец, я всегда начинаю с мышления “из первых принципов”. Но англосаксы считают, что так делать неправильно, и начинать нужно с конкретных примеров. Т.е. с обучения из опыта, т.е. с воровства. Мой научный руководитель всегда на этом настаивал. Возможно, они правы. Ведь не всем сразу понятно, как такое может быть, когда одновременно аристократия и демократия. Нас же как учили — разлагающийся царизм, передовое движение рабочих. А чтобы одновременно?! Непросто, ой непросто.
Поэтому я воспользуюсь наглядным пособием, классической сценой из британского кинематографа. Обратите внимание, как слаженно работают гопник в кепке и интеллигент в пиджаке. В этом вся Англия.